Каменные леса Тенибриса – самое таинственное и недоступное место на Гиботе. Не сорвешь там нежной веточки – каждый листочек высечен из самого крепкого хаотита. Не тянут вековые деревья своих ветвей к небу – в своды подземных пещер упираются они. Не увидит отважный странник ни солнца, ни луны – лишь свет плодов, что угасают днем и зажигаются к ночи, освещает узенькие тропки. 

Но даже в этих лесах, прекрасных и опасных, теплится жизнь. Юркие Хао Сли скользят среди камней, перекликаются звонкими голосами, похожими на печальную флейту. Самоцветные ящерки замирают на стволах, слизывая с лиловой коры съедобную смолу, сладкую, будто медойя. Тронешь рукой похожий на кружево цветок – а он взлетит со стебля и окажется стайкой крохотных сиреневых светлячков… Есть здесь хищные чудища и певчие пташки, зыбучие фиалковые пески и дивной красоты сталактиты, что прочней алмаза.  

Есть и уютные полянки со сладкими ягодами. Там, в пышных зарослях искристых фиолетовых лилий, и началась эта короткая история.  

Среди густо переплетенных стеблей, почти касаясь сиреневой земли, висел изящный кокон. Когда-то давно маленькая гусеница проползла в заросли и опутала себя тысячей тонких ниточек, что застыли и превратились в прочную броню. Задремала гусеница в своих новых доспехах и забыла всю прошлую жизнь. Долгие недели прошли для нее, как миг, как сон без сновидений. Но однажды утром, когда угасающие лучи светящихся плодов коснулись кокона, грезы прервались. 

Долго и трудно пришлось бабочке выбираться из своей прочной спальни. Зато крылья ее, вначале похожие на засохшие, сморщенные лепестки, распрямились и налились силой. Стоило подняться в воздух – и невзгоды, трудности тут же забылись. 

– Как прекрасен мир! – воскликнула бабочка. 

Она знала, что она однодневка, и век ей отмерен лишь от восхода до заката. Но терять времени не собиралась. Летние дни долги – жизнь представлялась ей бесконечной. Охваченная радостью, кружилась бабочка меж стволами каменного леса. Все ее восхищало, все удивляло. Запутанны тропинки лесов Тенибриса, и не каждый путник выйдет обратно к свету дня. Чем отчаянней ищет он путь, тем сильней сплетутся корни и стебли на его пути, тем верней попадет в зыбучие пески или страшную сеть огромного паука. Но бабочка не думала ни о чем – танцуя, летела она вперед, танцуя, отыскала выход из пещеры, где родилась. Ведь только чистая радость может вывести пленника лесов Тенибриса… 

Над Гиботом вставало утро. Как много красок здесь было, кроме черного и фиолетового! Полюбовалась ими бабочка, а потом опустилась на ярко-красный цветок гранины и впервые на своей памяти попробовала сладкий нектар. Мимо проходил молодой мурмяв, начинающий художник. Заметив необычную бабочку, он склонился над нею. На алые лепестки упала черная тень. 

«Что за неведомый гигант!» – подумала бабочка. – «Быть может, он опасен? Быть может, он хочет отнять мою жизнь?» 

И страх впервые коснулся ее сердца, впервые сковал ее крылья. Теперь бабочка даже не могла улететь от опасности. Но вдруг ужас растворился, будто снег под солнечными лучами. 

«Чего бояться мне? Ведь я – однодневка! Часом больше, часом меньше – много ли разницы? А нектар в цветке такой сладкий!» 

Напилась она нектара и, беззаботная, полетела дальше. Ведь теперь страх не сковывал ей крылья. В блокноте же у художника остался быстрый набросок, а в его памяти – яркий образ. 

Долго летела бабочка, любуясь миром. Вот уже прошло утро, наступил полдень. Золотой солнечный свет пронизывал зелень рощи, золотом горели в траве головки одуванчиков. Некоторые из них уже стали пушистыми белыми шариками. А среди них, на маленькой полянке, сидел средних лет ид, известный ученый. Рассеянный чудак уселся прямо на прошлогодний репейник, но не заметил этого. Он бормотал себе под нос, размышляя. 

Бабочке стало интересно – она села исследователю на плечо и прислушалась. Оказалось, ид размышляет о том, как бы ему воплотить свой сон – медленно и плавно парить вместе с ветром, опускаясь на землю, как перышко. В те давние дни парашютов еще не изобрели, и ид был в замешательстве. Долго думал он и ничего не придумал. Решив переключить внимание, забормотал о другой своей мечте – сделать быстрые и удобные застежки для одежды. Но удачные мысли не шли в голову.  

– О, если бы я увидел хоть что-то, что помогло бы мне! 

Бабочка засмеялась. Она была однодневка и не боялась риска, а потому отважно покружила перед самым носом у ид, привлекая его внимание. Когда же исследователь поднял голову, что рассмотреть яркое насекомое, уселась на веточку репейника, усыпанную цепкими прошлогодними семенами. Стебель чуть качнулся, один репей сорвался и тут же прицепился к халату ид. Он стал его отдирать, и вдруг как воскликнет: 

– Да вот же она, идея для моей застежки! Под носом была, а не замечал! 

Обезумев от счастья, чудак стал носиться по лугу, сбивая одуванчики. А когда упал в приятном утомлении на зеленую траву, увидел в белых летучих семенах прообраз парашюта. 

Бабочка покружила над ним немного и полетела дальше. 

Приближался вечер, удлинялись тени. Вот и город Люминэр – сверкают его стройные башни, носятся в воздухе сотни эфирных бабочек. Поражают они своей красотой пришелицу из каменных лесов Тенибриса, неловко ей даже приблизиться к дивным порождениям великой стихии. 

«Нет! Медлить нельзя!» – вдруг подумала бабочка. – «Ведь я однодневка, для меня нет завтрашнего дня. Если я оробею, если не решусь полететь навстречу прямо сейчас, то не познакомлюсь с прекрасными своими собратьями уже никогда!» 

Смело полетела она навстречу эфирным бабочкам, весело приняли они ее. Снова закружилась однодневка в танце, но не одна, а с большим золотым мотыльком. 

– Какая красивая бабочка! – восклицали прохожие, глядя на странную пару. – Ни разу такой не видели! 

Но праздник жизни близился к концу – солнце неумолимо закатывалось. Бабочка почувствовала, что тело ее наливаются усталостью. Чувство было новым, непривычным, а потому даже оно доставляло радость. Отложив из последних сил сотню похожих на мелкий бисер яичек, тихо опустилась бабочка на цветок, тихо сложила крылья.  Мир перед ее угасающими глазами становился все огромней, потому что с каждой секундой она уменьшалась и уменьшалась. А с последним солнечным лучом лиловой искоркой поднялась вместе с ветром к небу и угасла без следа. 

Хотя без следа ли? Как знать. По сей день в картинах художника-мурмява играют дивные лиловые оттенки ее крыльев. Весь Гибот пользуется изобретениями чудаковатого ид, а на лесных полянах кружатся бабочки, лишь лиловыми пятнышками на золотых крыльях похожие на свою праматерь. И ни одна из них не однодневка.